Жизнь семьи Татариновых в Софийске-на-Амуре 

Наш отец познакомился с нашей мамой Волошиной Евгенией Александровной в г. Ейске в 1948 году 7 ноября на танцах в Доме офицеров. Как раз был праздничный вечер курсантов. Наша мама спряталась на последнем ряду, а когда раздвинули стулья для танцев, тут её наш папочка и пригласил. Исторический момент - не было бы его, не было  бы и нас: меня, Иринки, Жени, Миши, Стасика, Леши. И так далее. Когда вышли после танцев в коридор, командир подозвал  отца и спрашивает: «Татаринов, это твоя девушка?» Ему, наверное, завидно стало - мама то наша красивая была. Папа ответил: «Да». «Тогда забирай её на Дальний Восток с собой» Определил. В январе 1949 года отец уехал в отпуск в Ардатов. Приезд трёх молодых офицеров на родину в Ардатов произвёл фурор. Мальчишками уехали из дома много лет назад. По лицу отца на фото во время пребывания в Ардатове можно прочитать все чувства: гордый, уверенный в себе мужчина, который добился всего сам, и которого ждёт блестящее будущее.

В память о коротком пребывании дома с любимой сестрёнкой. Февраль 1949 года.

                           У него с мамой ещё ничего не решено было, но любовь была сильной. Он пробыл в Ардатове до 16 февраля 1949года, а затем выехал в часть, т.к. начиналась навигация и нужно было вовремя добраться к месту службы в Софийск – на-Амуре.

        Из Ардатова  он пишет маме письмо.

     «Жека здравствуй! Через пол часа покидаю дом. Ждал твоего письма весь отпуск, вернее остаток его, который провел дома. Но письма, как сама знаешь, не получил……..Уезжаю с тяжёлой душой, Женька, но надеюсь, что это всё искупится. Держи связь с моим домом. Тебе будет писать сестрёнка и мама…..В случае чего приезжай к нам -дорога Харьков -Ардатов, только извести маму. А на самый худой конец потерпи до марта. До свидания. Целую. Лёша».

       Наверное, папа ещё плохо знал нашу маму. В марте она уже была в Ардатове у бабушки Лиды. Жили в их доме. Дом был деревянный, старый с земляным полом. Семья жила бедно. Бедная б. Лида: выхаживала сестёр, своих детей и дочь б. Тоси Римму. И никто ей не помогал, т.к. муж пил. Евгения ждала вызова от отца, общалась с т. Риммой, ходили вместе на танцы. И начала атаковать  отца письмами, она решительно собралась ехать к нему на Дальний Восток.

      А отец прибыл в Совгавань и 5 марта    1949 года получил назначение для дальнейшей службы в Софийск-на-Амуре. В Совгавани жил в гостинице «Золотой клоп», так они её называли.

Из книги Бориса Чигишева «Перелистывая день вчкрашний»:

«18 августа 1947 года. Совгавань.

       Штаб ВВС СТОФ снова перебазировался в Совгавань.                                                Ах,     Совгавань, Совгавань… У нас ходит популярная  байка.      В России    три города связаны с именем мать: Одесса – мама,   Москва – матушка, а Совгавань – туды твою мать!»

Из Совгавани получил направление в в/ч 49370.

Из истории части:

В/ч 49370 - это 48 ОМДРАП (отдельный морской дальнеразведывательный Сахалинский авиационный полк) ВВС Северной Тихоокеанской флотилии. С августа 1947г. управление полка, 2-я и 3-я МРАЭ базировались в с. Софийское на Амуре, а 1-я МРАЭ – на Аэр. Бяудэ. На вооружении самолеты "Каталина", а с 1955г. - Бе-6.

 С 30.04.1956 г. на основании директивы ГШ ВМФ № ОМУ/4/19053 от 17.12.1956г. 48 омдрап был переформирован в 167 отдельную морскую дальнеразведывательную авиационную эскадрилью по штату № 98/409-А, вооруженную самолетами Бе-6, с дислокацией в с. Софийское.

Село небольшое в тайге. Там и родились Тамара с Ириной.

15 мая 1949года Евгения получила вызов от Алексея. Добиралась мама до Софийска поездом до Хабаровска 11 дней. От Хабаровска пароходом «Иосиф Сталин» до с. Софийское. А пароход не подходил к пристани, не знаю, была ли она, а от парохода к берегу прокладывали деревянные трапы из досок  и по ним сходили.

Из воспоминаний Тамары: «Когда меня несли на пароход, а сходни качаются, а под низом вода, вот я боялась. До сих пор вспоминаю. А родителям ничего, нормально, они шли на пароход попить пива, а меня, зачем тащили? Сколько я страху натерпелась! Потом ещё страх был, когда перелёты совершали, видимо с пересадками - оставят меня в самолёте, сами выходят, сижу, ни жива, ни мертва, думаю, вдруг не вернутся. Это, наверное, когда в отпуск летали».

Навигация прекращалась по глубокой осени, когда замерзал Амур.

       Мама приехала, а отец был в командировке на аэродроме «Перетычино».  Наверное, она и не предполагала, что это будут постоянные командировки. Судя по письмам отца, он месяцами не бывал дома. Встречали друзья отца: д. Серёжа Ершов и Миша Назаркин. (Назаркин демобилизовался в Павлов Посад. Есть дочь). Мама прибыла, а квартиры не было, не было и комнаты отдельной для них. Ребята освободили одну комнату  в общежитии для летчиков, и она туда поселилась, пока не  прилетел отец. Потом им выделили комнату в доме для семейных. Дом 2 этажа деревянный из брёвен. Комнаты маленькие, отопление печное. Офицеры сами заготавливали дрова.

Снабжение  плохое. Наверное, только военные пайки и спасали. Картошку все сажали, чтоб выжить. Летчики, офицеры, прилетают домой и на посадку картошки. С другой стороны, время было тяжелейшее          послевоенное. Тамара родилась в августе 1950 года. Отца, как всегда, не было. Конечно, они все друг другу помогали. У отца много было друзей, и тогда такой обособленности между людьми, как сейчас, не было.

Сначала отец летал на «Каталинах», с 1956 г. и на Бе-6.

 Из книги Марка Эдельштейна «Евангелие от Марка»:

  « А наши Бе-6, это были чистые лодки. Стояли на берегу, не бетонной площадке, на стояночных шасси.    Перед полетами самолет тягачом подводили к наклонному спуску, и плавно скатывали в воду. Водолазы снимали шасси, на тросах вытаскивали их на берег, а самолет буксирный катер отводил на  от берега , и ставил на бочку.  После полетов все происходило в обратной последовательности.

             Основное отличие в работе между сухопутным самолетом и лодкой было, конечно, для штурмана. Странное, на первый взгляд, утверждение: с чего бы это? Навигационное оборудование, в то время, было на всех машинах одно и тоже, стандартный «джентльменский набор»: какой-то гиромагнитный компас (ДИК, ДГМК, или еще что- то подобное), высотомер, КУС, Гпк-48, бортовой визир, АРК. Так в чем же дело? А в том, что, на БЕ-6 штурман, он же по совместительству и боцман.  У меня в кабине, на правом борту, висел  довольно увесистый якорь со складными лапами и лебедка с тросом. Справа и слева торчали выдвижные кнехты для постановки на бочку, под полом лежал плавучий якорь, это что- то вроде парашюта из толстой парусины с бухтой каната. Длинный складной багор, и матюгальник (эй, вы там, мать вашу…) завершали морское оборудование. Да, еще – бросательный конец: длинный тонкий тросик с грузиком на конце.

       Самое главное, чему  должен был научиться штурман, это постановка самолета на бочку. А это искусство!!!  Бочка  стоит на мертвом якоре. На верхней части ее, над водой,  прикреплен длинный трос с петлей на конце, он болтается где то внизу, в воде. А с какой стороны от бочки его надо искать показывает наклон бочки. Задача командира зайти на бочку строго против ветра, и выключить двигатели на таком расстоянии от бочки, чтобы самолет прошел по инерции мимо бочки на очень малой скорости, и чтобы она проходила по правому борту. А штурман открывает окно, поднимая массивную раму окна снизу вверх на 90 градусов (а окно квадратное, большое, примерно 60х60 см.) и, высунувшись до пояса, с багром в руках, на которых толстые брезентовые рукавицы, ждет. Как только бочка оказывается в пределах досягаемости, хватает трос, подтягивает его к самолету, перехватывает его руками, Оператор (главный штурманский помощник), в этот момент перехватывает у штурмана багор, а штурман, перебирая быстро трос руками, доходит до конца, до петли, и набрасывает ее на заранее выдвинутый кнехт. Все!   Но это только схема. А на практике это не так просто.  Тут командиру и штурману надо учиться, и учиться.

Если заход не точно против ветра, то машину сразу начнет сносить: парусность то громадная.  Или далеко, не дотянешься, или пройдет по левому борту.

Если двигатели выключить позже, чем нужно, то бочка пройдет мимо с такой скоростью, что успеть все сделать, как я рассказывал, невозможно. А если чуть раньше, то бывает: вот она, бочка, еще три метра, метр, полметра, а  самолет остановился, и медленно пошел назад. 

И в любом из этих случаев надо опять запускать двигатели, и делать новый заход. И, бывало, приходилось так заходить по много раз».

Места, куда отец летал в командировку: Совгавань - это у них центр был, там всё начальство было. В Совгавани все экипажи дежурили по графику. Перетычино, Корсаков, Майчатка, Суходол - аэродром в 8 км от Петровки (в/ч42822-С), станция Сохондо. Восемь лет такой жизни нелёгкой.

               Из книги Бориса Чигишева:

«16 апреля 1946 г. в 8 часов 45 минут мы поднялись в                                     воздух и взяли курс на Владивосток. Самолет – американская амфибия («Каталина»), полученный нами от США, – мне хорошо знаком, так как раньше на нем летал и воевал стрелком-радистом. Мой шеф устроился в кабине пилотов, а я уселся под прозрачный колпак на место воздушного стрелка и стал любоваться побережьем Японского моря.

С нами летел пассажиром сухопутный майор, которого я усадил под второй колпак. Присутствие случайного пассажира на борту лишний раз убедило в том, что одно и то же событие и действие порождают часто диаметрально противоположные впечатления и выводы. Полет проходил в привычных для нас условиях: над сопками самолет сильно болтало, мы часто проваливались в воздушные ямы, иногда летели «вслепую», попадая в низкую густую облачность. Но если экипаж и я от этого не страдали, то майор чувствовал себя плохо и со страхом смотрел вокруг. Я надел наушники и подключился к внутренней бортовой связи, то же самое предложил сделать майору. Подслушанный разговор экипажа между собой доконал майора окончательно. А разговор шел о том, как бы не врезаться в сопки или не коснуться поверхности моря, когда мы шли на малой высоте в тумане и т.д. Короче говоря, через шесть часов полета во Владивостоке (а точнее, на военном аэродроме станции Угловая) я из самолета вытаскивал полуживое тело с погонами майора. Когда он пришел в себя, то промолвил: «Да вы  просто г е р о и !». Вот так, в его глазах мы герои, а для нас никакого геройства не было. Это привычная, хотя трудная и рискованная повседневная работа».

      Все, кто его окружали в то время: Леша Мичурин, друг, вместе учились в Ейском училище, Игорь Грязнов - тоже лучший друг, вместе из Ардатова на учёбу пробивались, Миша Назаркин, вместе учились. Лёша Дубских - вместе учились. Это самые лучшие друзья.

Кильдышев, Маркин, Домбровский, Бурмистров - командир экипажа, Мезенцев, Попович, Беседин, - командир экипажа, Митя Беляев - друг, Гена Калянов - в Ейске учились и, как мы недавно узнали, троюродный брат из Ардатова. Федор Васильевич Андреев, Алексей Уваров, Карповы: сын Валера, Люба Карпова, Гена Карпов, жили в доме, комнаты рядом. Борис Гончаров - в Ейске учились вместе, Саша Саватеев, Севка Чернаков, Гундарев, Клочков, Григорян, Короленко, Федя Андреев, Аня Осьмушкина, Гриша Запасный, Шиляков, Надя Басько, Немыкин, Власенко и Фатьянов - вместе учились. Костя Недрищев, Гундарев, Носко.

Рассказ Ирины:

 « Дядя Лёша Дубских считается моим крёсным. Когда я родилась, 2 месяца не могли придумать мне имя. Тут из командировки возвращается д. Лёша, возмущается таким положением дел, хватает меня в охапку и в сельсовет. Нарек Ириной. Когда мы жили в Евпатории, и мне было лет 5, семья Дубских приезжала к нам в гости. Д. Лёша не снимал меня с коленей и сто раз говорил, что без него, я неизвестно как звалась бы. Я это очень хорошо помню. Встретились мы ещё раз. Я уже год отработала в г. Мончегорске, Мурманской обл., куда попала по распределению, после окончания техникума. По комсомольской путёвке поехала в Болгарию. Т.к. отпуск был большой, было время побывать дома в Евпатории. На обратном пути делала пересадку в Кишенёве, где в это время жили Дубских. Нашла их. Мы посидели с ними, поговорили. Его жена рассказала, что он сильно пьёт. Это было всё знакомо, т.к. в нашем дворе в Евпатории жили лётчики с Дальнего Востока и, почти у всех та же проблема. Больше я их никогда не видела».

Отец выпивал, - спирт дармовой - на дежурствах времени полно, вобщем любил он это. Наверное, как и все остальные. Но у всех                         остальных не  было нашей мамы, которая терпеть всё это не    намерена была, хотя,  долго и терпела. В письмах от отца постоянные просьбы о прощении. Может, больше нагнеталась обстановка - не знаю. Из воспоминаний Тамары: «На Дальнем Востоке помню чего мало. Помню снег, зиму. Помню, летом ходили в лес собирали землянику, голубику – до сих пор голубики вкус вспоминаю.

Из книги Бориса Чигишева;

«В Софийске особенно сильное впечатление получил от прогулки в лес. По узкой долине между сопками я забрел километров за восемь в глубь леса в поисках кишмиша. Ягод не нашел, но зато испытал неописуемый восторг от красоты осени. Стоял пасмурный, с мелко моросящим дождем день.  Порывистый ленивый ветерок срывал с деревьев желтые листья, которые медленно падали на землю. Смешанный лес имел удивительно пеструю гамму цветов от темно-зеленого  до светло-желтого. В воздухе с криком пролетали стаи гусей и уток, вызывая щемящую тоску  по утраченному лету и печаль расставания с ними. Самодовольный Амур-батюшка, окаймленный живописными сопками, отражая цвета окружающей природы, могучим аккордом завершал гимн этой сказочной красоте!

Софийское покинул через три дня. Еще раз смотрел на разлившийся Амур, на крыши затопленных деревень и верхушки деревьев, торчащие из воды».

Помню, как отец стоял в очереди и ходил отмечаться, наверное, в сельпо, за приемником. Какая это была радость, когда он появился в доме - вот уж отец любил его слушать. И новости и особенно он любил музыку.

За букварём для меня также стояли в очереди и отмечались. Давно - ли это было, всего 1950 год. 50 лет прошло, всего 50 лет, а что мы имеем - компьютеры, сотовые. Телевидение -это вообще ничто, а тогда приемник был прогрессом.

Помню нашу квартирку – две комнатки, кухня общая, на кухне керогаз. Да мы ещё в Евпаторию приехали до 61года на керогазе готовили. Хотя мне было 5 лет, когда Иринка родилась, я вообще её маленькую не помню. Именно там - на Дальнем Востоке. А она, наверное, меня помнит. Шутка».
Тамарака и Мариника
в родном посёлке
Софийское-на-Амуре

Понятно, почему Тамара помнит керогаз. По рассказу нашей мамы на общей кухне встречались и постоянно толклись все женщины. Естественно, отношения между ними были разные. Одна из женщин периодически поругивалась с нашей мамой. И её керогаз, непонятно каким образом, каждый день оказывался на полу. Она обвиняла в этом маму, а та ничего не могла понять. И вот, однажды, застала за этим занятием маленькую Тамару. Всё разъяснилось. Тамара почувствовала враждебность со стороны этой женщины и по-детски мстила ей за маму.

 Мама не работала. Нас растила. За военным городком строили себе дома бывшие ссыльные, которые оседали в Софийске. У одной из них мама через день брала банку молока и зачастую красную икру. Вот уж чего было вдоволь. Затем, когда Иринку родила, пошла работать, а детей с нянькой оставляла, с девочкой какой-то. Хватило ума тоже - с девчонкой детей оставлять. Но у неё это было часто, Всё время нужно кому-то, что-то доказывать. Досуг они проводили в клубе, кино. Мама пела в хоре, а чем тогда людям было заниматься, даже радио не у всех было, я вообще этого не представляю.

  Из книги Бориса Чигишева:

   «В таком закрытом гарнизоне, как Софийское-на-Амуре, оторванном от мира (летом сообщение по Амуру, а зимой только самолетом), самодеятельность приобретает особое значение. Она выявляет и объединяет разнообразные таланты и, являясь единственным очагом культуры, помогает скрашивать будни однообразной  военной службы»

На танцы ходили, Тамару приспят спиртиком и на танцы. У отца, конечно, книги - хобби было. Это любовь всей его жизни. И нас он приучил. Дарил нам всю жизнь книги. Он же и в училище был отличником, и на службе был отличником боевой и политической подготовки. Книги в 50-60годах вообще были на вес золота, их наверное мало печатали. А вообще у нас в стране дефицит был всего - и одежды и книг и  еды. Так отец даже брал книги из библиотеки и переписывал их целиком, чтоб мы смогли прочитать. Зато сейчас - Интернет, бери, читай всё что хочешь.

Так прожили в Софийске-на-Амуре 8 лет.

С 01.07.1957г. 167 ОМДРАЭ была переформирована в 167 ОАСАЭ (отдельную аварийно-спасательную авиационную эскадрилью). Данная эскадрилья дислоцировалась в б. Бяудэ и подчинялась командиру 10-го Авиационного Корпуса ВМФ. Кроме летающих лодок в составе эскадрильи был сформирован отряд вертолетов Ми-4, с последующим переформированием в 720 отдельный авиационный полк вертолетов, вооруженный вертолетами Ми-4.

1. Татаринов Алексей Сергеевич  наш отец.

2.  Грязнов Игорь.

3.  Климов Евгений.

4.  Назаркин Михаил.